Яминский Игорь, генеральный директор Центра перспективных технологий, профессор кафедры физики полимеров и кристаллов физического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, ведущий научный сотрудник кафедры высокомолекулярных соединений химического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор физико-математических наук

Нужна ли реформа вузовского образования?

– Я глубоко убеждён, если брать целиком срез нашего общества, что меньше всего проблем есть именно в образовании. Тем не менее эта тема сейчас очень модная в связи с единым государственным экзаменом. Иногда высказываются точки зрения, что все беды нашего государства в том, что и вузы у нас не те, и не так, как должно, учат будущих специалистов. Но я считаю, традиции, которые закладывались в течение ста лет, когда была создана система образования и получено очень образованное население, остались. И реформировать нужно не вузы, а окружение.

В чём проблема современного образования? Мы вынуждены готовить специалистов для индустриально развитых стран – США, Германии, Китая. Российской экономикой эти специалисты не востребованы. И это не беда российских вузов – это беда российской экономики.

У нас практически отсутствует образование в области высоких технологий, и косвенно это сказывается на качестве обучения. Школьники поступают в вузы под влиянием семьи, книг, устремлений. Современные ребята стали гораздо более практически ориентированы: к третьему курсу они начинают размышлять, будут ли они востребованы. Где они будут работать? Они чувствуют, что у них достаточно сил, они хотят прикладывать свои знания и зарабатывать на этом деньги. И это не так плохо. Я считаю, что им надо давать такую возможность не вместо обучения (сейчас многие студенты работают вместо обучения, это очень опасная тенденция), а вместе с обучением. Если студенты могут и понимают, как зарабатывать во внеучебное время в рамках их специальности, это надо приветствовать.

К сожалению, российской индустрии молодёжь не нужна. В чём сила американской экономики? Им нужна талантливая молодёжь, инновационные кадры, и индустрия задаёт ту планку, на которую направлена высшая школа: отобрать, привлечь, направить ребят уже с третьего курса, чтобы они выбрали направление, которое может их заинтересовать, в том числе и достойной оплатой труда. Если бы эти же внешние ориентиры соблюдались для высшей школы и в нашей стране, никому не пришло бы в голову её реформировать. А мы стали готовить «чистых специалистов». Раньше во многих вузах была хорошая производственная база. Когда я был студентом и учился на кафедре волновых процессов, у нас были четыре  производственных мастерских, в которых работали специалисты – механики, сварщики, оптики, полировщики. Если у студента или аспиранта возникала идея, он мог прийти в эти мастерские, где ему помогали реализовать её в виде установки, детали, физического прибора. Нас учили создавать реальные приборы, лазерные установки, генераторы второй гармоники, и мы это делали. Сейчас, поскольку выпускники не востребованы индустрией, производственная база зачахла. Всё заменено компьютерами, непрерывным написанием отчётов, заявок на гранты, на участие в тендерах. Но это не вина вузов, это вина российской экономики.

Давайте посмотрим, в каком состоянии наши заводы? Те заводы, которые раньше производили самолёты, автомобили? Давайте приедем, к примеру, на АЗЛК. Сейчас там нет завода – есть отремонтированные, но пустые цеха. Наши вузы выпускают великолепных специалистов, за которыми охотятся крупнейшие иностранные компании. На день открытых дверей на физический факультет МГУ приходят менеджеры General Electric, IBM, Intel, Samsung, LG. А какова доля представителей российских фирм? От силы пять процентов, среди которых представители банков, финансовых гигантов, но менеджеров российских предприятий вы там не обнаружите. Потому что нарушена система распределения специалистов, когда выпускники, получив образование, шли на производство. Но если у нас нет производства, значит, нам не нужна и высшая школа. Стать курортной страной – это не путь для России.

Высшая школа – одно из немногих наших великих достояний. Не надо трогать высшую школу, необходимо обеспечить выпускников достойной работой на предприятиях. Сейчас делаются попытки убрать вакуум вокруг университетов, например с помощью Федерального закона №217-ФЗ от 02.08.2009 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам создания бюджетными научными и образовательными учреждениями хозяйственных обществ в целях практического применения (внедрения) результатов интеллектуальной деятельности». Университетам разрешили и рекомендовали создавать малые предприятия. Стратегически это хороший закон, но на практике он не работает. В двух словах все проблемы не опишешь. Нужен обстоятельный и серьёзный разговор на эту тему. Какое решение этой проблемы? Необходимо создавать инновационные пояса вокруг университетов в виде малых предприятий с чётким вхождением и с понятным регламентом. Мы исходим из концепции «университет-завод». В нашем понимании завод не должен зависеть от университета, но должен очень тесно быть с ним связан. На этом наукоёмком предприятии должны работать специалисты широкого профиля, с фундаментальной подготовкой – математики, физики, программисты, биологи.

Университет – это высшее образование, а завод – это простые рабочие. В чём же взаимосвязь?

– Например, в Центре перспективных технологий мы можем создавать программное обеспечение и электронику, но нам необходимо механическое производство. Поэтому мы создали программу «Нанотокарь», чтобы научить ребят современной механообработке. Почему мы так назвали программу? Во-первых, точность механической обработки должна быть очень высокой – «нано», а во-вторых, по сравнению с тем количеством рабочих специальностей, которое было раньше, хороших токарей высокой квалификации действительно осталось на уровне «нано». Например, на кафедре высокомолекулярных соединений химфака МГУ работает гениальный фрезеровщик, станочник, токарь Александр Прохоров, он умеет делать всё – и у него на выходе получается готовый зондовый сканирующий микроскоп. У Прохорова шестые разряды по многим специальностям. На территории бывшего Советского Союза специалистов такой квалификации осталось меньше сотни, в МГУ, например, всего шесть человек. И эти специалисты уже в возрасте. Александру Прохорову – 62 года, но у него молодая душа, и он готов учить молодёжь.

Современные станки для механообработки представляют собой автоматический обрабатывающий центр: оператор пишет программу на компьютере, затем делает трёхмерную модель детали, выбирает фрезы и резцы, свёрла, переводит всю необходимую информацию в коды станка, программирует его, устанавливает деталь. После этого станок всё делает сам. Казалось бы, всё просто, но для такого оборудования требуется новое поколение специалистов, которые не только хорошо владеют компьютерными технологиями, но и разбираются в материалах и знают тонкости металлообработки. Знание компьютерных технологий и дизайна не проблема для современной молодёжи, а вот навыки механической обработки – это сложно. Приведу пример. При поддержке правительства Москвы мы купили и установили обрабатывающий фрезерный центр, но в самых простых вещах упёрлись в отсутствие опыта. Мы выточили на этом суперстанке деталь: получилась непараллельность верхней и нижней грани на 20 микрон. Почему? Мы пришли за советом к Александру Прохорову. Оказалось, что мы не знаем, как правильно зажимать в тисках деталь. Тиски, какие бы они ни были идеальные, немного приподнимают деталь и нарушают плоскость: надо подложить бумажку, подстучать деревянной киянкой, убедиться в горизонтальности. И таких нюансов много. Поэтому неправильно думать, что ребята смогут сделать всё без старых наставников, которые умели работать на старых станках.

Мы вошли в самый тесный контакт с заводом «Союз», на котором прежде изготавливали двигатели для «ЯКов», «МИГ-27» и крылатых ракет. Состояние завода было такое, что он закрывался, и оставшиеся 36 сотрудников подпадали под увольнение. Мы арендовали цех на пять лет, выкупили полностью всё оборудование и, самое главное, взяли на работу оставшийся персонал – золотой фонд рабочих специальностей. Это люди, умеющие на старых станках, без ЧПУ, изготовить сложнейшие детали. На мой взгляд, это и есть практическая реализация концепции «университет-завод».

Университет без завода будет выпускать невостребованных специалистов, а завод без университета никогда не сможет развиваться. Поэтому любой университет должен быть окружён одним или несколькими заводами. И совсем необязательно, чтобы эти заводы были расположены рядом с университетом.

Современный токарь – специалист с высшим образованием, инженер, технолог, программист, экономист, он должен уметь работать на пяти-шести станках и своими ушами слышать, как резец идёт по металлу, – ни один прибор за него это не сделает.

Все наши специалисты востребованы в Южной Корее, в Европе, Америке – это хорошо видно по ярмарке вакансий и говорит о том, что высшая школа работает хорошо. Есть, конечно, и недостатки, изъяны: может, не на том уровне преподают современные технологии, но надо строить систему образования, ориентируясь на завод.

В чём должна заключаться помощь государства при реализации концепции «университет-завод»?

– Государственная помощь университетам должна быть в том, чтобы окружить их малыми предприятиями, основанными выпускниками, научными сотрудниками, преподавателями.

Инновационные бумы именно так и происходят. Так возникла, например, Силиконовая долина. И это единственный, на мой взгляд, путь быстрого инновационного развития России. Определённый шаг был сделан благодаря принятию Федерального закона № 217. Но это полумера – не должно быть юридической связки между университетом и малым предприятием, должно быть добровольное объединение, партнёрские отношения. Фирма должна быть самостоятельной экономической единицей. А сейчас у нас в стране для реализации прекрасных, светлых идей нет ничего, кроме инновационного вакуума, – ни выгодных условий аренды, ни помещений – ничего. Например, в Германии, защитив идею на техническом совете, вы можете получить от федеральных фондов беспроцентный кредит на создание бизнеса в размере 3 миллионов евро. В 2008 году земля Северный Рейн-Вестфалия объявила себя областью нанотехнологий, предлагая предпринимателям беспроцентный кредит в размере 500 тысяч евро и аренду одного помещения на выгодных условиях (100 евро за квадратный метр в год). При успешном развитии бизнеса предприниматель может через год арендовать ещё 10 комнат, а через 2 года – купить землю и построить здание в кредит (2–3 миллиона евро на 25 лет без процентов). При этом организаторы берут на себя урегулирование всех вопросов, связанных с оформлением разрешительной документации, и общение с заказчиками, предоставляя учёным возможность сконцентрироваться на выполнении поставленных задач. Предполагается, что при таком подходе уже через пять лет проект должен себя окупить. В России совершенно иные инвестиционные условия: бюрократическая костоломка, 13,5 процента годовых, если кредитует инновационная компания, и 15–24 процента – если кредитует банк.

Малые предприятия, на мой взгляд, должны располагать преференциями – чуть-чуть меньше платить налогов, иметь льготную аренду; должно быть меньше бюрократии и проще с бухгалтерской отчётностью. Сейчас в нашей фирме, например, три человека за одну неделю собирают микроскоп и три человека за две недели оформляют заявку на тендер и на поставки. Когда мы начинали в 1987 году, мы были целиком вовлечены в производство микроскопов. Поставка отнимала ничтожно малое количество времени. Бюрократизация под видом борьбы с коррупцией – когда творческие люди тратят время на составление документов – убивает малый инновационный бизнес.

Должно ли образование быть платным?

– Вопрос о платности образования – чистой воды спекуляция. Образование только кажется бесплатным – раньше платило государство, собирая налоги с населения. Теперь ситуация меняется. Я считаю, что должна быть прямая оплата: человек сознательно выбирает высшее образование. Современная статистика Минобрнауки России по высшей школе показывает, что реально учатся лишь 10 процентов студентов и менее 10 процентов выпускников работают по специальности. Если студент платит, то от него больше отдача, он старается учиться. При этом он должен легко получить либо беспроцентный, либо под символический процент кредит на 10–25 лет, погашаемый им независимо от того, уедет он за рубеж или останется в России. Повторяю, образовательный кредит должен быть реально доступным для каждого, кто хочет учиться.

Каковы роль и место фундаментальной науки в современном инновационном процессе?

– Чем больше мы будем заниматься прикладными исследованиями, тем больше у нас будет возникать реальных фундаментальных открытий. Среди прежних достижений и приоритетов России – и ядерный проект, и космос. Космонавтика – это прикладной проект? Мы первыми запустили спутник, вышли в космос, подготовили женщину-космонавта, а сколько фундаментальных открытий было сделано? В истории науки за прошлое столетие не более 7 процентов фундаментальных исследований и 93 процента – прикладных. Сейчас в России 95 процентов фундаментальных исследований, причём в том понимании, что они никакой пользы государству не принесут, но потенциально они очень полезны. Такого не может быть ни в одной стране. Есть опасность, что учёные могут просить деньги на фундаментальные исследования: «Сегодня дайте мне 10 миллионов, завтра – 100, а послезавтра – миллиард». Ни одно государство этого позволить не может.

Сейчас рыночная экономика, поэтому государство объясняет населению, на что оно расходует налоговые отчисления. Фундаментальные исследования сверх тех 5–10 процентов, которые финансирует государство, должны поддерживать частные инвесторы, которым могут быть интересны темы этих исследований.

Эйнштейн для того, чтобы заниматься теорией относительности, работал патентоведом. У него было много свободного времени и мало денег. А когда ему платили много денег, он уже работал в ядерном проекте, и это была прикладная задача.

Повторю ещё раз, если вуз-2020 останется таким же, как вуз-2011, это будет большим достижением: удастся сохранить систему образования. У нас талантливые ребята и нормальные вузы. Точные науки на выходе должны давать точную продукцию – это было силой страны и ею остаётся.

Как должен выглядеть «университет-завод»?

– Прототип завода-мастерской уже работает в МГУ: с помощью главного инженера Сергея Шубина мы реанимировали механический цех в лабораторном корпусе МГУ – взяли на работу двух хороших токарей и одного фрезеровщика. У нас есть также маленький завод, в котором имеется фрезерный обрабатывающий центр, и два цеха на заводе «Союз»: в одном мы сохраняем старое производство, а другой оснащаем современным оборудованием для токарной, токарно-фрезерной и электромеханической обработки.

В Германии, в Мюнстере, мне показывали центр прототипирования – здание площадью 2 тысячи квадратных метров. Современный цех – это белые халаты, просторные, чистые помещения. В одном из них расположены два универсальных обрабатывающих центра, есть отдельные большие площади для сборки, склада, переговоров с заказчиками, программистов, разрабатывающих документацию. Я наблюдал, как делали заказ для General Electric – 20 хроматографов. Фирма прислала документацию. Собирали приборы молодые ребята – выпускники Мюнстерского государственного университета, детали вытачивали на станках. Это было рентабельно и General Electric, и центру прототипирования. Данный пример показывает, что надо начинать с маленьких предприятий и заводов вокруг больших университетов.

Любой американский профессор мечтает создать свою компанию. Он занимается фундаментальными проблемами, но, если у него возникла идея, он понимает, что её надо реализовать. Например, Виржил Элингс, профессор Калифорнийского технологического университета, когда понял, как сделать сканирующий зондовый микроскоп, создал малое предприятие, затратив на это личные сбережения – 50 тысяч долларов. Через 10 лет он продал эту фирму уже за 250 миллионов долларов. Его фирма вошла в десятку самых успешных малых предприятий в мире. Это предприятие было основано через два года после вручения Нобелевской премии за туннельный микроскоп и практически сразу стало получать высокий доход от продажи таких микроскопов.

Почему выгодно создавать «университет-завод»?

– Происходит сокращение цикла производства за счёт того, что подготовленный университетом специалист оказывается конструктором и технологом в одном лице. Кроме того, разделение на физиков, биологов и химиков становится условным. Вспомните Айвора Джайевера, инженера-механика, который хотел стать инженером-электриком, вдруг решил физическую задачу благодаря интеллекту, интуиции и желанию и получил Нобелевскую премию по физике за экспериментальное подтверждение туннельного эффекта.