Рассказывает Станислав Садальский: «Все цветы были раскуплены. Зашли с Лидией Постниковой (замдиректора «Современника») в цветочный на Чернышевского — тоже пусто, только ромашки. Взяли все, что были. К гробу подошли беспрепятственно, милиция отдавала нам честь».
Источник: Жжурнал/sadalskij
1. Олег Даль, Валентин Никулин на прощании с Владимиром Высоцким. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
2. Труппа театра «Современник» 28 июля 1980 года: Игорь Кваша, Виктор Тульчинский, Галина Соколова, Маша Шверубович, Леша Кутузов, Люся Крылова, Галина Боголюбова, Валентин Гафт, Лена Козелькова…
3. Владимир в руке держал сухую красную розу. Наш букет ромашек мы с Лидией Владимировной положили Высоцкому в ноги.
4. Так они и вошли в историю фотографии…
5. Рядом с Высоцким В.Янклович, В.Туманов, В.Абдулов и И.Годяев (фельдшер).
6. Панихида в холле подъезда утром 28 июля 1980 года. Слева направо: отец и мачеха Владимира, Оксана Афанасьева (Ярмольник), над изголовьем (высокий) — сын Марины Влади Пьер, администратор В.Янклович, Н.Высоцкий, М.Влади, мать Владимира, И.Годяев и В.Шехтман (двоюродный брат В.Абдулова).
7. Марина с сыном Пьером (Петей).
8. А.Макаров, И.Годяев (фельдшер), В.Туманов, А.Подболотов, С.Говорухин, В.Янклович, А.Федотов (врач).
9. Театр на Таганке 28 июля 1980 года.
10. Театр на Таганке 28 июля 1980 года.
11. Панихида в театре на Таганке 28 июля 1980 года.
12. Ю.Любимов, Л.Абрамова, М.Влади.
13. А.Иншаков, Л.Филатов, Ю.Беляев, С.Фарада.
14. Л.Ярмольник, А.Иншаков, В.Золотухин, Ю.Любимов.
15. Отец Высоцкого и мачеха (мама Женя).
16. 28 июля 1980 года. Андрей Миронов.
17. И еще Миронов.
18. Театр на Таганке, 28 июля 1980 года. Вынос гроба.
19. Театр на Таганке, 28 июля 1980 года. Вынос гроба. В.Янклович, Л.Филатов, В.Золотухин, В.Дыховичный.
20. Таганская площадь, 28 июля 1980 года. Вынос гроба.
21. 28 июля 1980 года. Прощание.
22. 28 июля 1980 года. Прощание.
23. 28 июля 1980 года. Прощание.
24. 28 июля 1980 года. Прощание.
25. Таганская площадь, 28 июля 1980 года.
26. Таганская площадь, 28 июля 1980 года.
27. 28 июля 1980 года. Автобус с труппой театра на Таганке направляется на Ваганьковское кладбище. В окне — Ю.Любимов.
28. Мать В.Высоцкого. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
29. Г.Горин, И.Кваша. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
30. И.Кваша, Г.Волчек, И.Кобзон. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
31. А.Градский, М.Боярский. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
32. Р.Быков, Е.Санаева. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
33. М.Козаков. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
34. Ю.Любимов, Ю.Смирнов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
35. С.Говорухин. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
36. С.Говорухин. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
37. Б.Хмельницкий, Н.Дупак, С.Говорухин, В.Туманов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
38. Н.Губенко, Н.Сайко, Л.Филатов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
39. Ваганьково, 28 июля 1980 года. А.Иншаков, Н.Дупак, С.Говорухин, Б.Хмельницкий, В.Янклович, В.Туманов, М.Влади, мать, мачеха и отец Высоцкого.
40. Ваганьково, 28 июля 1980 года. Н.Дупак, И.Бортник, С.Говорухин, В.Янклович, М.Влади.
41. Ваганьково, 28 июля 1980 года.
42. 28 июля 1980 года. Ваганьково.
43. 28 июля 1980 года. Ваганьково.
44. Олег Даль на Ваганьково 28 июля 1980 года.
Сейчас я вспоминаю…
Мы прощались… Навсегда…
Сейчас я понял… Понимаю…
Разорванность следа…
Начало мая…
Спотыкаюсь…
Слова, слова, слова.
Сорока бьет хвостом.
Снег опадает, обнажая
Нагую холодность ветвей.
И вот последняя глава
Пахнула розовым кустом,
Тоску и лживость обещая,
И умерла в груди моей.
Покой-покой…
И одиночество, и злоба.
И плачу я во сне и просыпаюсь…
Обида — серебристый месяц.
Клейменность — горя проба.
И снова каюсь. Каюсь. Каюсь,
Держа в руках разорванное сердце…
Стихотворение О.Даля, посвященное памяти Высоцкого
В.Высоцкому, брату. Монино, январь 1981.
Источник: http://bigpicture.ru/?p=534874
…………….
Стихи, посвященные В.Высоцкому
Сегодня 34 года, как нет Владимира Семеновича Высоцкого…
Тут собраны стихи, которыми страна откликнулась на его смерть.
Э.Лурье
Владимиру Высоцкому.
"С меня при цифре 37 в момент слетает хмель,
Вот и сейчас, как холодом подуло…
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,
И Маяковский лег виском на дуло."
"… Срок жизни увеличился,
И, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время."
Всего пяток прибавил ты к той цифре 37,
Всего пять лет накинул к жизни плотской.
И в 42 закончил Пресли и Дассен,
И в 42 закончил жизнь Высоцкий.
Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт.
Он сердцем пел — и сердце разорвалось.
У самого обрыва, на краю простора нет,
Поэтому и жизнь короткая досталась.
Но на дворе XX век — остался голос жить:
Записан он на дисках и кассетах.
И пленки столько по стране, что если разложить,
То ею можно обернуть планету.
И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,
И пусть молчат, что умер наш Высоцкий — Что нам Дассен, о чем он пел — не знаем мы совсем,
Высоцкий пел о жизни нашей скотской.
Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел,
Свою большую совесть в мир обрушив,
По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,
И резал в кровь свою и наши души.
И этих ран не залечить и не перевязать,
Вдруг замолчал — и холодом подуло.
Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать — За всех за нас он лег виском на дуло.
М.Копылова
ХХХ
Люди просто не стоят, люди думают,
И свистят, и кроют матом милицию,
А за ней официальщину дубовую.
Лучше в церковь бы пойти — поклониться.
Люди просто не стоят, люди требуют,
Чтобы память не ушла с катафалками,
Чтоб глядел он из окна добрым гением…
Вот о чем кричат над Таганкою.
Умер лучший человек в государстве.
Душу болью не трави — может статься,
Впереди еще и беды, и мытарства…
Умер главный человек государства.
Никита Высоцкий
Пророков нет в отечестве моем,
А вот теперь ушла и совесть.
Он больше не споет нам ни о чем,
И можно жить, совсем не беспокоясь.
Лишь он умел сказать, и спеть умел,
Что наших душ в ответ дрожали струны.
Аккорд его срывался и звенел,
Чтоб нас заставить мучаться и думать.
Он не допел, не досказал всего,
Что было пульсом и в душе звучало,
И сердце разорвалось от того,
Что слишком долго отдыха не знало.
Он больше на эстраду не взойдет
Так просто, вместе с тем и так достойно.
Он умер! Да! И все же он поет,
И песни не дадут нам жить спокойно.
июль-август 1980
г.Москва
Неизвестный автор
«Памяти Владимира Высоцкого»
Вот уже сорок дней, как к могиле мы этой приходим…
И в молчаньи стоим, скорбно головы вниз наклоня,
Словно ждем еще песен, которые стонут в народе,
Но в мозгу одна мысль: "Не услышать нам больше тебя!.."
А на лицах вопрос: "Почему? Отчего так случилось?"
Может, мы виноваты и не сберегли?!
Лишь в ответ — тишина… Тихий шепот стихов у могилы…
И у каждого в сердце кусок своей личной и общей вины!
"Как ты жил? Чем ты жил?" — ты с экрана нам улыбался…
Иногда доставался нам в театр на Таганку случайный билет,
И у каждого диск, напетый тобой, оставался… — Вот и все! А теперь у нас даже и этого нет!
Мы приходим сюда, засыпая могилу цветами,
И часаши стоим здесь, обиду и боль затая…
Мысли в сердце рифмуются только одними стихами…
Что еще рассказать всем? Что забыли сказать про тебя???
Не обидно ли разве, когда молодыми уходят?!.
В 40 лет человек полон жизни и творческих сил,
И талант через край! Эх, Володя, Володя!!!
Ведь ты правду любил — значит, жизнь ты подавно любил!
Тишина… Тихо падает лист на промокшую землю…
Скорбь природы выплакивается проливным, моросящим дождем…
Почернела гитара от дождя иль от слез, словно дремля,
Как подруга тоскует о нем! Все о нем и о нем!
Беспощадно время летит… И часы и минуты сметает…
Сыновья подрастут, обновится с весною земля!
А дороги к могилам травой, как всегда, зарастают!..
Лишь останется в памяти дней недопетая песня твоя!
2 сентября 1980 г.
г. Москва
Юрий Верзилов
"Врубите Высоцкого!"
О певце ни стихов, ни заметки
Не отыщешь в газетном столбце.
Мой редактор глотает таблетки
И вздыхает, мрачнея в лице.
Не податься ль куда на вакантное?
Понимает, не глуп старина,
Почему у могилы в Ваганьково
Сорок суток дежурит страна.
Стыдно старому думать, что скоро
Каждый и без печати поймет,
Что не просто певца и актера
Так чистейше оплакал народ.
Мало ль их, что играют играючи,
Что поют и живут припеваючи?
Нет! Ушел надорвавшийся гений,
Раскаляющий наши сердца,
Поднимающий трусов с коленей
И бросающий в дрожь подлеца.
Как Шукшин, усмехнувшись с экрана,
Круто взмыл он в последний полет.
Может, кто-то и лучше сыграет,
Но никто уже так не споет…
Уникальнейший голос России
Оборвался басовой струной.
Плачет лето дождями косыми,
Плачет осень багряной листвой.
На могиле венки и букеты
О народной любви кричат.
А газеты? Молчат газеты!
Телевизоры тоже молчат.
Брызни, солнышко, светом ярким!
Душу выстудил крик совы.
Вознесенский прекрасно рявкнул!
Женя, умница, где же вы?
Подлость в кресле сидит, улыбается,
Славу, мужество — все поправ.
Неужели народ ошибается,
А дурак политический прав?
…Мы стоим под чужим окном,
Жадно слушаем, рты разинув,
Как охрипшая совесть России,
Не сдаваясь, кричит о своем.
начало сентября 1980 г.
В.Ажажа
x x x
«Владимиру Высоцкому — самому высокому из нас»
Хоть в стенку башкой, хоть кричи не кричи — Я услышал такое в июльской ночи,
Что в больничном загоне, не допев лучший стих,
После долгих агоний Высоцкий затих.
Смолкли хриплые трели, хоть кричи не кричи — Что же мы проглядели, и друзья и врачи?
Я бреду, как в тумане, вместо компаса — злость,
Отчего, россияне, так у нас повелось?
Только явится парень неуемной души — И сгорит, как Гагарин, и замрет, как Шукшин,
Как Есенин, повиснет, как Вампилов, нырнет,
Словно кто, поразмыслив, стреляет их влет.
До свидания, тезка! Я пропитан тобой — Твоей рифмою хлесткой, твоей жесткой судьбой.
Что там я — миллионы, а точнее — народ
Твои песни-знамена по жизни несет.
Ты был совесть и смелость, и личность и злость,
Чтобы там тебе пелось и, конечно, пилось.
В звоне струн, в ритме клавиш ты навеки речист,
До свидания, товарищ, народный артист!
А.Вознесенский
«Голоса и молчание»
Обложили его, обложили…
Не отдавайте гения, немочи!
Россия, растерзанная от подлости,
Знайте, кто он, и знайте, чей он.
Врубите Высоцкого! Врубите Высоцкого настоящего,
Где хрипы, и Родина, и горести,
Где восемнадцать лет нам товарищем
Был человек отчаянной совести.
Земля святая, его хранящая,
Запомнит эту любовь без измен.
Врубите Высоцкого настоящего!
Немногим дано подниматься с колен!
Велик не тот, бездарный, но со званьем,
Не тот, кто стал придворным подлецом…
Ты был народным окружен признаньем
За правду, что выплескивал в лицо.
Так пусть звучит не реквием, а скерцо:
Ты был один, кто так легко раним.
Осколки вдребезги взорвавшегося сердца
В своих сердцах навеки сохраним.
Ты жил, играл и пал с усмешкою,
Любовь российская и рана,
Ты в черной рамке не уместишься,
Тесны тебе людские рамки.
Не могу я понять доныне,
Что за странная нынче пора…
Почему о твоей кончине
Мы узнали "из-за бугра"?
Не Америка плачет — Россия!
Русь рыдает об утрате своей.
В кровь изранены души босые
Самых лучших ее сыновей.
Не был ты любимым фортуной,
И болел тем, чем мы болели.
На гитаре твоей не струны — Обнаженные нервы звенели.
Выходя на сцену вразвалицу,
Из себя не корча мессию,
Ты держал в своих чутких пальцах
Гриф гитары и пульс России.
И как Шлиман раскапывал Трою,
Взяв на веру слепого Гомера,
По стихам твоим внуки откроют
Наши муки и нашу веру.
Е.Евтушенко
«Памяти В.Высоцкого»
Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись: "В продаже Высоцкий…"
Володя, ах, как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету — И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке-"Ладе"
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтобы не задремать за рулем:
"А ну-ка, Высоцкого мы крутанем".
Володя, как страшно мне адом и раем
Крутиться для тех, кого мы презираем.
Но, к счастью, магнитофоны
Не выкрадут наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
Для части планеты, чье имя — галерка.
И ты к приискателям на вертолете
Спустился и пел у костра на болоте.
Ты был полугамлет и получелкаш,
Тебя торгаши не отнимут — ты наш.
Тебя хоронили, как будто ты гений — Кто гений эпохи, кто гений мгновений.
Ты бедный наш гений семидесятых,
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты — Зощенко песни с есенинским яром.
И в песнях твоих, раздирающих душу,
Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!
Киоск звукозаписи около пляжа…
Жизнь кончилась и началась распродажа.
Т.Павлова
x x x
Россия ахнула от боли, не Гамлета — себя сыграл,
Когда почти по доброй воле, в зените славы умирал.
Россия, бедная Россия, каких сынов теряешь ты?!
Ушли от нас навек шальные Есенины и Шукшины.
Тебя, как древнего героя, держава на щите несла,
Теперь неважно, что порою несправедливою была.
Тебя ругали и любили, и сплетни лезли по земле,
Но записи твои звучали и в подворотне и в Кремле.
Ты сын России с колыбели, зажатый в рамки и тиски,
Но умер ты в своей постели от русской водки и тоски.
Пылали восковые свечи и пел торжественный хорал,
И очень чувственные речи герой труда провозглашал.
Ах, нам бы чуточку добрее, когда ты жил, мечтал, страдал,
Когда в Париж хотел быстрее — в Читу иль Гомель попадал.
Теперь не надо унижений, ни виз, ни званий — ничего!
Ты выше этих низвержений, как символ или божество.
Но привередливые кони тебя умчали на погост,
Была знакомая до боли дорога чистых горьких слез.
Иди, артист, судьба—шалунья теперь тебя благословит,
И сероглазая колдунья к тебе на "Боинге" летит.
Вся олимпийская столица склонилась скорбно пред тобой,
И белый гроб парит, как птица, над обескровленной толпой.
Но вот и все — по божьей воле Орфей теперь спокойно спит,
И одинокая до боли гитара у двери стоит.
Неизвестный автор
x x x
Будь ты проклят, день вчерашний — 25 июля!
Может, это все неправда, может, просто обманули?
У таланта век недолог, а у гения — подавно.
Он ведь жил совсем недавно, а теперь висит некролог.
Добрый бог — обманут только, иль тебя уговорили?
Он обязан жить был долго. Что ж вы, черти, натворили?!
Л.С.Б. (Неизвестный автор)
x x x
Нет, Володя, не верю, ты не мог умереть!
Это бред! Это ложь! Это зла круговерть!
Под огнем, над обрывом ты боролся за нас.
— Где вы, волки? — кричал. Мы твердили: — Сейчас…
Нам потери знакомы: Пушкин, Хармс, Гумилев,
Пастернак и Платонов, Мандельштам и Рубцов,
Маяковский, Есенин, друг твой — Вася Шукшин.
Был Михоэллс расстрелян. Список незавершим.
Из столетья в столетье вас хоронят тайком,
Высылают, поносят, песню бьют каблуком.
Список тянется дальше, и спасти не смогли.
Виктор Хара и Галич — вот предтечи твои.
Евтушенко не влезет на трон твой пустой.
Он пытался уже… Правда, трон был другой.
Весь иззябший, простывший — и в ненастье ты пел,
Постоять на краю — нас прости — не успел…
Если сердце большое, — боль свирепствует в нем,
Значит — боремся, бьемся, значит — любим, живем!
Мы клянемся: продолжим все отрезки пути,
Кто-то все-таки должен через пули пройти.
Марина Зис
x x x
Она пришла и встала у березы,
Склонила голову на грудь,
В ее руках одна лишь роза,
И белая притом — не позабудь!
Прошла походкой тонкой, нежной
Под взглядами толпы людской,
Со вздохом скорби неизбежной
Со взглядом, скованным тоской.
Народ пред нею расступился,
И замер весь поток живой.
И та далекая, чужая
Вдруг стала близкой и родной.
Ее печаль и наше горе
Хотелось вместе разделить.
(Хоть кто-нибудь бы догадался
Зонт от дождя над ней раскрыть).
Под проливным дождем стояла,
В глазах и слезы, и печаль,
В немой тоске не замечала,
Как мокла траурная шаль.
Умчалось время золотое — В беде и в радости — вдвоем,
Была и другом, и женою,
И музой доброю при нем.
Все в прошлом, как беда случилась?
Себе простить ты не смогла,
Как что-то в жизни упустила
И как его не сберегла.
Теперь ничто уж не исправишь,
Тех дней счастливых не вернуть,
Последний поцелуй, последний взгляд оставить,
Прощай, мой друг, не позабудь!
2.09.1980 г.
М.Влади
x x x
А как тут жизнь в вине не утопить,
Коль мир такой порочный и бездушный?
Гитара в розах, ты сгорел "в огне",
Что будет с нами, стадом равнодушных?
Не уходи! Не покидай мой город!
Он без тебя тобой не будет полон,
Без струн твоей гитары и без песен
Он будет неудобен, будет пресен.
И страшно мне в театр войти,
На полутемной сцене
Мне больше не найти тебя и твоей тени.
Не слышать голос твой, надорванный страданьем
И той, что рядом нет, и долог путь к свиданью.
Ума не приложу, как свыкнусь с этой мыслью.
Незаменимы все, кто дорог нам и близок.
Неизвестный автор
ххх
Спасибо, друг, что посетил
Последний мой приют.
Постой один среди могил,
Почувствуй бег минут.
Ты помнишь, как я петь любил,
Как распирало грудь.
Теперь ни голоса, ни сил,
Чтоб губы разомкнуть.
И воскресают, словно сон,
Былые времена,
И в хриплый мой магнитофон
Влюбляется струна.
Я пел и грезил, и творил,
Я многое сумел.
Какую женщину любил!
Каких друзей имел!
Прощай, Таганка и кино,
Прощай, зеленый мир.
В могиле страшно и темно,
Вода течет из дыр.
Спасибо, друг, что посетил
Приют последний мой,
Мы все здесь — узники могил,
А ты один — живой.
А.Жигулин
ххх
Обложили, как волка, флажками
И загнали в холодный овраг.
И зари желтоватое пламя
Отразилось на черных стволах.
Я, конечно, совсем не беспечен.
Жалко жизни и песни в былом.
Но удел мой прекрасен и вечен — Все равно я пойду напролом.
Вон и егерь застыл в карауле.
Вот и горечь последних минут.
Что мне пули? Обычные пули.
Эти пули меня не убьют!
Б.Окуджава
«О Володе Высоцком»
О Володе Высоцком я песню придумать решил:
вот еще одному не вернуться домой из похода.
Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…
Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.
Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом
отправляться и нам по следам по его, по горячим.
Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,
ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.
О Володе Высоцком я песню придумать хотел,
но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…
Белый аист московский на белое небо взлетел,
черный аист московский на черную землю спустился.
1980
Источник: http://nnm.me/blogs/Ghost-13/stihi-posvyashennye-v-vysockom/#cut |